Ранее на сайте были выложены подборки цитат, из работ классиков политической философии и экономики: «После либерализма» Иммануила Валлерстайна, «Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за их пределами» Фарида Закарии и «Капитал в XXI веке» Томаса Пикетти. Возможно, для искушенного читателя представленные мысли и не представляют особого интереса, но для автора этих строк они стали поводом задуматься…
Во-первых, сюрпризом оказалось неожиданно жесткое противопоставление либерализма и демократии. «Либерализм возник как средство для противостояния демократии. Своим возникновением он был обязан стремлению обуздать опасные классы сначала в ведущих странах, а потом в рамках миросистемы в целом. Либеральное решение проблемы состояло в том, чтобы предоставить им ограниченный доступ к политической власти и ограниченную долю экономической прибавочной стоимости, в тех пределах, которые бы не угрожали процессу постоянного накопления капитала или государственной системе, на которую он опирался», Иммануил Валлерстайн. ««Западную модель управления» точнее всего символизирует не массовый плебисцит, а беспристрастность суда. Многие десятилетия крошечный Гонконг служил маленькой, но показательной иллюстрацией к тому, что свобода не зависит от демократии. Там был достигнут чрезвычайно высокий уровень конституционного либерализма, но вовсе не было демократии», «Рассматривая множество имевших место в последние три десятилетия случаев перехода незападных обществ к либеральной демократии, легко обнаружить, что страны, далее других продвинувшиеся по этому пути, использовали свою версию европейской модели: капитализм и верховенство закона в первую очередь, а демократия – во вторую. Южная Корея, Таиланд и Малайзия десятилетиями управлялись военными хунтами и имели однопартийную систему» (Фарид Закария).
Во-вторых, бросается в глаза отсылка к идее верховенства закона, который определяет права человека в обществе, однако, без пояснений откуда он берется? Кто пишет этот закон? Если его пишет либеральная элита, которая и пользуется свободой и законом, тогда понятно, что права человека повисают в воздухе, а демократия становится ненужной. «…в целом либералам свойственно отвечать, что права человека коренятся в естественном праве. Такой ответ придает правам человека мощную основу, позволяющую давать отпор оппонентам. Однако когда это предположение озвучено и перечислен конкретный список прав человека, большая часть вопросов по-прежнему остаются открытыми: у кого есть моральное (и юридическое) право давать перечень таких прав? Если одна группа прав приходит в противоречие с другой, какая из них имеет приоритет, и кто это решает? Являются ли права абсолютными, или же они ограничены некими рациональными оценками последствий их применения?», «…поскольку в логике либерализма права теоретически имели всеобщий характер, ограничения должны были быть оправданы запутанными и благовидными основаниями» (Иммануил Валлерстайн).
Конечно, следует отнестись серьезно к аргументам, указывающим на то, что обществом должна управлять «элита». Кавычки поставлены сознательно, поскольку не очень понятно, что понимать под словом «элита»? Может быть, современная «элита», должна состоять из олигархов и управленцев высшего звена? Но, Фарид Закария указывает на деградацию современной элиты и, построенной ей квазидемократической системы управления: «Мы освободили высшие классы от всякого чувства ответственности, и они с удовольствием пошли нам навстречу». И далее: «Между тем общественное разочарование последствиями происходящих изменений будет нарастать. Проблемы будут усугубляться, поскольку люди в конечном счете станут отождествлять демократию с тем, во что она превратилась: в систему, теоретически открытую для всех, но на практике управляемую организованным меньшинством богачей или фанатиков, приносящих наше будущее в жертву своим сиюминутным интересам».
Может быть, «элита» должна состоять из интеллектуалов, рациональных ученых и разного рода экспертов. «Строго говоря, либералы верили, что политические изменения неизбежны, но они верили также, что к хорошему обществу эти изменения ведут лишь постольку, поскольку процесс является рациональным, то есть решения социальной направленности являются результатом тщательного интеллектуального анализа. Отсюда особо важным считали, чтобы текущая политика вырабатывалась бы и осуществлялась теми, кто обладает наибольшими возможностями осуществлять такие рациональные решения, то есть экспертами и специалистами» (Иммануил Валлерстайн). Однако, далее Валлерстайн пишет: «Вера в науку как краеугольный камень строительства утопии уступила место скепсису по поводу классической науки и популярного сциентизма, в пользу готовности мыслить в терминах более сложного отношения между детерминизмом и свободной волей, порядком и хаосом. Прогресс более не является самоочевидным». Ему вторит Томас Пикетти, указывающий на ограниченность экономической науки, которая имеет статус «священной коровы» в либеральном мировоззрении: «Скажем прямо: экономическая наука так и не избавилась от детского пристрастия к математике и чисто теоретическим и зачастую очень идеологическим рассуждениям, которые препятствуют историческим исследованиям и сближению экономики с другими социальными науками», и далее: «Слишком долго экономисты пытались определить свою идентичность исходя из своих якобы научных методов. На самом деле эти методы основаны прежде всего на неумеренном использовании математических моделей, которые зачастую представляют собой лишь оправдание их существования и способ завуалировать пустоту их суждений. Слишком много энергии тратилось и продолжает тратиться на чисто теоретические рассуждения, в то время как точного определения экономических фактов, объяснение которым они пытаются найти, или социальных и политических проблем, которые они пытаются решить, так и не было дано».
А может быть «элита», должна состоять из духоносных старцев, умудренных жизненным опытом? Фарид Закария делает намек на то, как должна выглядеть настоящая элита: «Легко насмехаться над англо-американской элитой за ее надменный патернализм, возникший из чувства культурного превосходства. Тем не менее, она была носителем определенных идеалов – честной игры, порядочности, свободы и протестантского понимания своей мисси, – которые помогали устанавливать нормы для общества. Бесспорно, эти кодексы были искусственными, этноцентричными и подчас лицемерными. Их нередко нарушали и вспоминали чаще в случае нарушения, а не соблюдения. Но что из того? «Лицемерие, – писал историк Джон Люкакс, – это цемент, скрепляющий цивилизацию воедино». Нормы отражают высшие устремления общества, а не его сложную реальную жизнь. Если влиятельные люди признают, что есть известные стандарты поведения, то тем самым они ограничивают собственную власть, пусть даже не непосредственно, и подают обществу сигнал: «Вот к чему мы стремимся»». И далее в предпоследнем абзаце заключения к своей книге Фарид Закария пишет: «Возможно, самое сложное требование заключается в том, чтобы люди, облеченные в нашем обществе властью, честно выполняли свои обязанности и были настоящими лидерами, соблюдающими не только юридические, но и моральные нормы. Без такого внутреннего содержания демократия превратится не просто в негодную, а в опасную оболочку. Результатом станет эрозия свободы, манипулирование ее идеалами и упадок публичной жизни». Может быть в необходимости соблюдать моральные нормы, которые выпали из поля зрения демократов и либералов, и кроется выход из либерально-демократического тупика? Но, моральные нормы – это уже консерватизм в чистом виде… , который, однако, дает указание на то, где искать закон, которому должно следовать общество. Утверждение моральных норм в качестве полноценной составляющей общественной жизни, позволяет говорить о третьем измерении политического ландшафта и о возможности введения некоторой количественной характеристики, определяющей текущее состояние и устремления общества.
Сложность однозначного определения желательного (идеального) государственного устройства связана, с одной стороны, с невозможностью точного определения самих понятий либерализм, демократия и консерватизм, с другой стороны, с необходимостью выбора некоторого компромисса, который будет определяться конкретными предпочтениями конкретного человека. Чтобы как-то формализовать личный (и общественный) выбор, можно обратиться к модным в настоящее время исследованиям в области квантовой когнитивистики. Смысл этой науки как раз и заключается в том, что зачастую человек, как в описанном выше примере, не может осуществить однозначный и рациональный выбор. Оказывается, что выбор в условиях неопределенности подчиняется закономерностям, которые описываются не классической колмогоровской вероятностью, а квантовоподобной теорией. Применение квантовоподобных моделей позволило, например, описать парадоксы в психологических опытах Тверского и Канемана (Trueblood J. S., Pothos E. M., Busemeyer J. R. Quantum probability theory as a common framework for reasoning and similarity. Frontiers in Psychology. 2014. 5: 322 – https://doi.org/10.3389/fpsyg.2014.00322.), в которых нарушался классический закон конъюнкции.
Если применить квантовоподобные подходы к задачке формализации предпочтений человека в системе либерализм-демократия-консерватизм, то можно получить вполне наглядное представление этих предпочтений. Построим в системе координат либерализм-демократия вектор единичной длины, исходящий из начала координат. Тогда наклон этого вектора будет определять наши предпочтения (рис.1). Вероятность предпочтения будет определяться квадратом проекции вектора на соответствующую ось L2 или D2, а сумма этих вероятностей всегда будет равна единице. Если мы предпочитаем на 100% либерализм и личную свободу, то единичный вектор нашего предпочтения будет направлен строго вверх; если мы предпочитаем демократию и готовы следовать воле большинства – то горизонтально. В промежуточных случаях, когда мы колеблемся, то вектор будет направлен под некоторым углом к осям.
Рис.1. Вектор предпочтения в системе координат либерализм-демократия
Аналогично мы можем построить вектор предпочтения в системе координат либерализм-демократия-консерватизм, где под консерватизмом следует понимать следование нравственным и моральным законам. Для этого нам надо использовать трехмерную систему координат.
Рис.2. Вектор предпочтения в системе координат консерватизм-либерализм-демократия
Интересно было бы построить распределение векторов предпочтения для нашего общества или какой-то его части, а потом вывести средний вектор общественного сознания для отдельных социальных групп, регионов и всей страны…
Соловьев Никита Александрович, философ, член “Экзаменационной комиссии” проекта “Гражданский экзамен”