Жанр «Мёртвых душ» (1842) Н. В. Гоголя, определённый самим автором, — поэма.
Окончательно определив жанр «Мертвых душ» как поэму, писатель хотел тем самым подчеркнуть основные черты своего произведения: его эпичность, широкие обобщения и глубокий лиризм.
Именно эпопею Гоголь считал наиболее полным и многогранным повествовательным жанром, способным охватить целую эпоху. Жанр романа представлялся писателю более узким и замкнутым в рамках определенного пространства. «Мертвые души», согласно замыслу Гоголя, не могли быть названы ни эпопеей, ни романом. Тем не менее, писатель считал, что в современной ему литературе существует новый тип произведений, являющийся своего рода соединительным звеном между романом и эпопеей. Желая отнести «Мертвые души» к так называемым «меньшим родам эпопеи», он и назвал свое произведение поэмой.
После публикации «Мёртвых душ» Гоголь работает над «Учебной книгой словесности» (ок. 1844-1846 гг.). В набросках к этому пособию он, по сути, объясняет, почему «Мертвые души» называются поэмой.
В одной из глав своей «Учебной книги» Гоголь пишет о том, что повесть можно считать поэмой при определенных условиях: «…Повесть <…> может быть даже совершенно поэтическою и получает название поэмы, если происшествие, случившееся само по себе, имеет что-то поэтическое; или же придано ему поэтическое выражение отдаленность<ю> времени, в которое происшествие случилось; или же сам поэт взял его с той поэтической стороны, с какой может взять только поэт и которая только пребывает в нем <…> Она может быть просто живой рассказ, мастерски и живо рассказанный картинный случай <…> Или же берет с сатирической стороны какой-нибудь случай, тогда делается значительным созданием, несмотря на мелочь взятого случая <…> Иногда даже само происшествие не стоит внимания и берется только для того, чтобы выставить какую-нибудь отдельную картину, живую, характеристическую черту условного времени, места и нравов, а иногда и собственной фантазии поэта…” (Н. В. Гоголь, «Учебная книга словесности для русского юношества», раздел «Повесть»).
Жанр «Мёртвых душ» (1842) Н. В. Гоголя, определённый самим автором, — поэма.
Окончательно определив жанр «Мертвых душ» как поэму, писатель хотел тем самым подчеркнуть основные черты своего произведения: его эпичность, широкие обобщения и глубокий лиризм.
Именно эпопею Гоголь считал наиболее полным и многогранным повествовательным жанром, способным охватить целую эпоху. Жанр романа представлялся писателю более узким и замкнутым в рамках определенного пространства. «Мертвые души», согласно замыслу Гоголя, не могли быть названы ни эпопеей, ни романом. Тем не менее, писатель считал, что в современной ему литературе существует новый тип произведений, являющийся своего рода соединительным звеном между романом и эпопеей. Желая отнести «Мертвые души» к так называемым «меньшим родам эпопеи», он и назвал свое произведение поэмой.
После публикации «Мёртвых душ» Гоголь работает над «Учебной книгой словесности» (ок. 1844-1846 гг.). В набросках к этому пособию он, по сути, объясняет, почему «Мертвые души» называются поэмой.
В одной из глав своей «Учебной книги» Гоголь пишет о том, что повесть можно считать поэмой при определенных условиях: «…Повесть <…> может быть даже совершенно поэтическою и получает название поэмы, если происшествие, случившееся само по себе, имеет что-то поэтическое; или же придано ему поэтическое выражение отдаленность<ю> времени, в которое происшествие случилось; или же сам поэт взял его с той поэтической стороны, с какой может взять только поэт и которая только пребывает в нем <…> Она может быть просто живой рассказ, мастерски и живо рассказанный картинный случай <…> Или же берет с сатирической стороны какой-нибудь случай, тогда делается значительным созданием, несмотря на мелочь взятого случая <…> Иногда даже само происшествие не стоит внимания и берется только для того, чтобы выставить какую-нибудь отдельную картину, живую, характеристическую черту условного времени, места и нравов, а иногда и собственной фантазии поэта…” (Н. В. Гоголь, «Учебная книга словесности для русского юношества», раздел «Повесть»).
Прощай, свободная стихия!